Изучение музыкальной культуры Сибири

Подходы к изучению сибирского края кристаллизовались постепенно, в течение долгого времени, в контексте общей эволюции научной мысли и с учетом накапливающейся информационной базы. При этом необходимо иметь в виду, что современное состояние науки о регионе явилось не только результатом работы представителей непосредственно рассматриваемого этапа, но было подготовлено веками предыдущего становления знаний о Сибири. К настоящему времени изучение музыкальной культуры региона прошло несколько ступеней. Приведем краткую информацию о наиболее значимых этапах этого процесса.

Первые упоминания о музыкальном искусстве сибирского края содержатся в заметках известных путешественников, краеведов и ученых  XVIII–XIX веков. Это преимущественно внимание к отдельным этнографическим деталям и особенностям, затрагиваемым в числе других проблем. В числе наиболее значимых назовем труды В. Н. Татищева[1] (1686–1750), Д. Г. Мессершмидта (1685–1735), С. П. Крашенникова (1711–1755), Г. Ф. Миллера (1705–1783)[2], И. Г. Гмелина (1709–1755), И. Г. Георги (1729–1802), Г. В. Стеллера (1709–1746), В. Ф. Зуева (1754–1794), П. С. Палласа (1741–1811), И. И. Лепехина (1740–1802), А. Г. Радищева (1749–1802), Э. И. Эйхвальда (1795–1876), Г. И. Спасского (1783–1864), И. И. Завалишина (1808–1883), А. Ф. Миддендорфа[3] (1815–1894), Р. Маака (1825–1886), Г. Н. Потанина (1835–1920), Радлова В. В. (1837–1918), Н. М. Ядринцева (1842–1894), и многие работы членов Музыкально-этнографической комиссии, этнографического отделения Императорского Русского географического общества и Императорского русского музыкального общества (например, М. С. Райкова]). Предметом внимания авторов становились различные стороны традиционной культуры коренных сибирских народов. Например, в названных источниках впервые были описаны или затронуты отдельные детали музыкального быта и ритуалов, что явилось первым вкладом в исследование региона и ценным свидетельством о культуре Cибири, а также дало возможность сохранить до настоящего времени представления о его состоянии в прошлом и послужило толчком к дальнейшим  разработкам.

Последующая история изучения музыкальной культуры Сибири насчитывает четыре этапа: 1) с конца XIX – до конца 20-х годов XX века; 2) с начала 1920-х –  до 1960-х годов; 3) 1960–1990-е годы; 4) современный этап – начало XXI века. Каждый из них был обусловлен сложившейся социальной и культурной ситуацией, что в сумме привело к современному состоянию развития науки о Сибири. Первый из названных этапов, по сути, знаменовался становлением музыкального сибиреведения. Эти годы характеризовались активизацией собирательства музыкального фольклора коренных народов. Авторы таких записей преимущественно не преследовали научных, собственно музыковедческих целей[4]. Однако именно тогда появилось достаточное количество зафиксированных данных, положившее начало развертыванию работ по изучению традиционных музыкальных культур. В изучаемых регионах нотации якутских песен принадлежат В. Л. Серошевскому], фиксация образцов бурятской традиционной музыки – А. Д. Рудневу], а ранние записи и изучение фольклора Тывы связаны с именами А. В. Анохина[5], Е. В. Гиппиуса, Э. В. Эвальд. Очевидно, что зародившийся в то время собирательский вектор развивается и в наши дни.

На втором этапе определились два ведущих направления. Первое из них знаменовало становление исследовательской линии отечественной фольклористики, когда помимо деятельности по фиксированию фольклора, в практике его освоения отчетливо наметилась и тенденция на осмысление  ряда особенностей. Это обстоятельство повлияло на формирующееся в Сибири знание о музыке региона, в результате чего данный период охарактеризовался созданием большого количества сборников национальных песен, зафиксированных как в подлинном звучании, так и в композиторских обработках.

О массовости собирательства свидетельствует тот факт, что в рамках данного периода были созданы сборники якутских песен А. В. Скрябина и Ф. Г. Корнилова [6], более двухсот образцов народной музыки зафиксировано Д. Д. Аюшеевым (изданы позже – в 1950 и 1956 годах), около пятидесяти обработано Ж. А. Батуевым, 93 песни Кижинского и Хоринского аймаков собраны в 1938 году В. И. Морошкиным и Б. Б. Ямпиловым[7], пятьдесят песен агинских бурят записаны в 1949 году Б. Б. Ямпиловым. Сборник обработок «100 якутских народных песен» создан М. Н. Жирковым совместно с Г. Г. Лобачевым. Кроме того, М. Н. Жирковым было собрано и записано 450 напевов в районах Вилюйской группы, Амгинском и Усть-Алданском. Это рукописные сборники «Мелодии якутских народных песен дэгэрэн», «17 мелодий олонхо Нюргун Боотур»,  «Мелодии народных танцев»[8]. В т.ч. 65 напевов осуохая[9], 32 песни стиля «дьиэрэтии»[10] и 212 – «дэгэрэн»[11].

К важным попыткам теоретического осмысления музыкального фольклора коренных народов принадлежат: труд М. Н. Жиркова «Якутская народная музыка» (1940), в котором описаны «образцы движений якутских танцев, игр, ценные сведения о старинных обрядах, инструментарии» [с.15], работы музыковедов и композиторов П. М. Берлинского, Г. Д. Санжеева [434], Р. Г. Мироновича [316], а также сборник «Тувинская народная музыка» А. Н. Аксенова [8],  в котором уделено много внимания систематизации и анализу фольклорных образцов, статьи «Якутские народные песни» В. М. Беляева, «Музыкальная культура Якутской АССР» Г. А. Григоряна, «О музыке якутов» Н. И. Пейко и И. А. Штеймана, «Сборник бурят-монгольских песен» Б. В. Башкуева и др. Авторы названных работ расширили знание об интонационной и жанровой специфике музыкального фольклора, ввели в научный обиход пласты традиционной музыки, что позволило сформировать первое представление о национальном своеобразии изучаемых культур.

Второе крупное направление, берущее начало в 1930-е годы, обусловлено зарождением еще одного значительного процесса – развитием творчества композиторов на территории русских городов региона и появлением нового пласта музыкальной культуры, неразрывно связанного с традиционным искусством коренного населения региона – творчества профессиональных композиторов академической традиции в Бурятии, Тыве и Якутии. Это новое явление музыкальной культуры не осталось незамеченным и фактически сразу стало предметом анализа музыковедов, хотя количество работ, посвященных музыке профессиональных сибирских национальных авторов, было весьма невелико. Симптоматично, что первыми исследователями произведений бурятских, тувинских, якутских композиторов стали московские и ленинградские ученые, тогда как появившиеся в республиках Сибири национальные музыковеды в основном сконцентрировались на анализе родного фольклора. Вполне логично, что последних как носителей традиционного музыкального мышления в большей степени привлекала возможность изучения традиционного искусства.

Анализ нового развивающегося явления был своего рода tabula rasa и требовал постепенных шагов, поэтому осмысление композиторского творчества шло параллельно с его формированием. Естественно, что первыми литературными откликами, посвященными музыке региона, стали заметки и статьи в прессе, носившие в основном информативный характер и в большей степени затрагивающие вопросы исполнительства, чем суть исполняемого. Примерами могут служить работы Маторина Н. «Заметки о концерте» (Бурят-Монгольская[12] правда. 1941. 15 апр.); Брылякова С., Сахарова Л. «Встреча с композиторами Бурят-Монголии» (Марийская правда. 1949. 13 марта); статьи «Смотр творчества композиторов Бурят-Монголии» (Правда. 1955. 6 мая); «За новый расцвет бурят-монгольской музыки» (Бурят-Монгольский комсомолец. 1956. 4 марта)[13], и т. д.

Конечно, подобные статьи невелики по объему и не принадлежат к жанру научных, но в то же время существует ряд факторов, свидетельствующих о значительности этих публикаций для изучения академического музыкального искусства. Во-первых, статьи в местных и столичных газетах и журналах зачастую являлись не только первыми, но и единственными упоминаниями об авторах или новых сочинениях. Во-вторых, они возникали как оперативные отклики на музыкальные события и, помимо информации, содержали живую непосредственную реакцию современников и очевидцев, а также оценочные элементы. Важную функцию играл количественный фактор: подобных публикаций было много, и их массив давал возможность в той или иной степени полно представить картину музыкальной жизни города или республики разных периодов. Так, начальному этапу становления композиторской якутской музыки посвящено около полусотни газетных и журнальных статей, не меньшее их количество появилось о творчестве тувинцев, и особенно много в Бурятии.

Роль таких публикаций огромна и для музыковедения прошлого, и для современных исследователей. Информация представляет  разнообразные явления того времени – вводит их в орбиту общероссийской (общесоветской) культуры. Хотелось бы подчеркнуть, что эти статьи стали не только весьма важным источником сведений о музыкальной культуре на том этапе, но представляются столь же значимыми и на сегодняшний день, поскольку не только рисуют картину музыкальной жизни прошедших периодов, но и восполняют многие пробелы, образовавшиеся в результате плохой сохранности архивных материалов. В ряде случаев именно эти заметки дают представление о некоторых безвозвратно утраченных музыкальных рукописях[14], оставаясь единственным источником информации. В то же время надо отметить, что, по сути, являясь своеобразной «базой данных», эти работы оставляют широкое поле для интерпретаций и дальнейших исследований, поскольку не отражают весьма сложных процессов, протекающих в творчестве того периода.

Начало собственно исследовательской линии, посвященной творчеству профессиональных композиторов региона, положили более развернутые статьи в «Советской культуре», журнале «Советская Музыка» и тому подобных изданиях, в которых наряду с информацией присутствуют аналитические разделы. Представителям новых национальных школ посящены, например, работы Г. Поляновского «Композиторы Бурят-Монголии»]; С. Корева «Музыканты Бурят-Монголии в Москве»; Ю. Корева «Совершенствовать мастерство»; Б. Олзоева «Разбег в будущее»; А. Котляревского «В музыкальной Бурятии» [c. 26–28]; О. Куницына  «Мунөө уеын буряад хугжэм гэрэл…» («Расцвет современной бурятской музыки...») и т. д. В целом, надо сказать, что к середине ХХ века информация как о традиционной, так и о профессиональной музыкальной культуре региона представляла собой довольно разрозненную картину, и собственно научная музыкальная мысль в Сибири развивалась спорадически.

В то же время в своей совокупности труды второго периода исследований позволяют сделать выводы о сибирской культуре как о явлении многопластовом. Эта особенность, на наш взгляд, адекватно отразилась в направленности работ: основной массив научных трудов по истории сибирской культуры был посвящен специализации в узких областях музыкального знания. Отсюда происходила и ориентированность большинства авторов на изучение искусства отдельных традиций и объектов ограниченных временных и территориальных диапазонов. На этом этапе рассмотрение составляющих компонентов культуры часто шло вне контекста смежных или параллельно развивающихся сегментов, а также вне взаимосвязей региональных исследований с культурой иных географических поясов. В результате авторы работ ставили целью подчеркнуть индивидуальность явлений в большей степени, чем выявить специфику локализации всеобщих закономерностей в конкретной среде бытования. И это вполне оправдано с точки зрения восприятия: при первом знакомстве обычно в большей степени привлекает внимание колорит и специфика объекта, тогда как черты его сходства с уже известным отступают на второй план[15].

Первый качественный скачок в поиске новых подходов и начальных обобщений был обусловлен накопившимся объемом сведений. В сибирском музыкознании это отразилось в 1960-е годы, когда музыковеды различных поколений начали обращать пристальное внимание на проблемы культуры края. Данный, третий этап освоения культуры Сибири во многом связан с открытием в 1956 году Новосибирской консерватории (НГК) и появлением высококвалифицированных специалистов-исследователей: это заложило основы для качественного прорыва. Педагоги и выпускники консерватории дали новые импульсы избранному направлению, вовлекая в процесс все новые институты и организации. Складывающаяся инфраструктура позволила вплотную подступить к всестороннему исследованию регионального музыкального искусства как субъекта культуры. Дополнительными импульсами послужили: общий подъем науки; всплеск интереса к региону; становление сибирских отделений Академии наук СССР и в том числе институтов новосибирского Академгородка и других учреждений региона[16], повлекших организацию научных конференций и появление научных работ, посвященных разным сторонам жизни края, в том числе реалиям музыкального искусства. Весомый вклад в изучение региона вносили авторы диссертационных и комплексных исследований. Таким образом, откристаллизовалась новая научная отрасль. Поскольку с того периода изучение музыкальной культуры Сибири стало одним из ведущих направлений и комплексной темой научных исследований НГК, можно утверждать, что большой массив литературы об искусстве края за период с 1960-х годов до настоящего времени принадлежит новосибирским авторам и выпускникам консерватории, работающим в Сибири. С 1980–1990-х годов исследовательское пространство расширилось благодаря открытию Красноярского государственного института искусств и Дальневосточного института культуры.

В рамках третьего этапа музыкальное сибиреведение накопило большой объем работ, которые характеризуются историко-аналитическим подходом и дают достаточно полное представление о предмете МКС. Здесь определилось несколько ведущих тенденций, направленных на осмысление пластов традиционной и академической музыки региона. В связи с огромной важностью данного материала для настоящей работы остановимся на нем подробнее.

Прежде всего, в научной деятельности этого времени активно развивался вектор исследований традиционных культур коренных народов Сибири. Об этом свидетельствуют многочисленные статьи и монографии музыковедов различных поколений, от единичных обращений к теме, (т.е. отдельных статей, тезисов и выступлений на конференциях или дипломных работ) – до систематических разработок и диссертационных трудов. В их числе назовем, например, «Музыкальный фольклор народностей Нижнего Приамурья», «Музыкальный фольклор народов советского Дальнего Востока»  А. М. Айзенштадта, «Фольклор в контексте современной культуры», «Проблемы формирования лада: на материале якутской народной песни» , «Раннефольклорное интонирование» Э. Е. Алексеева, «Народное музыкальное творчество хакасов» А. А. Кенеля, «Песенное творчество селенгинских бурят», а также серию выпусков «Бурятские народные песни», включающую песни западных бурят, хори-бурят и селенгинских бурят  Д. С. Дугарова,  «Оркестр бурятских народных инструментов» В. В. Китова, «Якутская народная песня» С. А. Кондратьева, «Бурятские народные песни» Б. В. Олзоева, «Музыкальные инструменты народов Сибири» Г. И. Благодатова  и др.

Традиционному искусству различных народов региона посвящены и работы недавнего времени, в том числе опубликованные в первом томе «Музыкальной культуры Сибири» статьи А. С. Ларионовой, Р. Б. Назаренко, В. Ю. Сузукей, Г. Б. Сыченко, С. П. Галицкой, Т. В. Павловой, О. И. Куницына, а также отдельные статьи и книги названных авторов. Многочисленные материалы аналогичного типа представлены и в специальных сборниках современного этапа: «Образование, культура и гуманитарные исследовании Восточной Сибири и Севера в начале XXI века», «Образование и культура XXI века: в 2 т.», «Музыка и ритуал: структура, семантика, специфика», «Музыкальная культура города как художественная и социальная проблема». Это свидетельствует о развитии музыкально-этнографических исследований. Огромный вклад в музыкальное сибиреведение вносят авторы фундаментального продолжающегося проекта – серии «Памятники фольклора народов Сибири и Дальнего Востока». Солидные разработки, направленные на исследование музыкальной культуры Сибири как важный вектор деятельности НГК, сделаны Т. А. Роменской в книге «История музыкальной культуры Сибири от походов Ермака до крестьянской реформы 1861 года». Комплексные исследования принадлежат Г. Г. Алексеевой, А. С. Ларионовой, З. К. Кыргыс, Р. Б. Назаренко, Н. М. Кондратьево, Н. Н. Николаевой [350–354], О. В. Новиковой, Т. В. Павловой, В. Ю. Сузукей, Е. К. Карелиной, Ю. И. Шейкину. Например, диссертация З. К. Кыргыс посвящена анализу феномена горлового пения в традиционной музыкальной культуре тувинцев, труды Ю. И. Шейкина – сравнительной характеристике музыкальной культуры народов Сибири, изучению инструментария, звукоподражаний и песен музыкального фольклора, работа Т. В. Павловой – обрядовому фольклору эвенов Якутии[17], труды О. Э. Добжанской – изучению шаманской музыки самодийских народов, и т. д. Кроме того, рассмотрение различных локальных сторон традиционного искусства сибирских народов или упоминания о нем встречаются в огромном количестве небольших заметок или очерков, которые были написаны на протяжении всей истории сибирской фольклористики и продолжают появляться в настоящее время[18].

Соответственно в области сибирского музыкознания создано множество научных трудов различных жанров, в которых освещаются разные вопросы, касающиеся традиционной музыки сибиряков.  В том числе обзор истории изучения, проблемы нотной фиксации, исследование системы жанров традиционной музыки и ее семантических истоков, выявление особенностей звукорядов и техники исполнения, специфика ритуала, установление взаимосвязей интонационного содержания с особенностями национальной хореографии и многое другое. Все это позволяет оценить общую картину и оконтурить круг проблем, требующих настоятельного внимания исследователей в данной области.

Второе крупное направление сибирского музыкознания периодов 1960–1990-х годов и современного более принципиально в контексте данной работы, – изучение академического искусства и творчества профессиональных композиторов региона, в том числе представителей коренных национальных школ[19]. Эти работы также различного типа и порядка. В частности, была подхвачена и до сих пор сохранилась характерная для музыкальной критики традиция публицистического освещения событий и фактов, берущая начало с первых шагов исследования академической культуры: регулярно появляются отчеты о пленумах и премьерах, рецензии на концерты и фестивали, имеются работы информационного характера. Но в то же время творчество композиторов помимо описательных подходов, все больше подвергалось анализу. Исследования проводились в нескольких ракурсах, направленных на  систематизацию материала.

Поиск взаимосвязей между различными пластами искусства и потребность соотнести традиционное искусство и композиторское творчество находят реализацию сквозь призму темы «композитор и фольклор». Так, О. Н. Поляковой защищена работа о хоровом творчестве и исполнительстве в Бурятии, И. А. Цыбиковой-Данзын написана диссертация  о формировании тувинской фортепианной музыки (во второй половине ХХ века):  Е. Б. Покидько – о претворении жанра тойука в творчестве якутских композиторов, Т. В. Лесковой – работы об особенностях  региональных тенденций русского композиторского фольклоризма Сибири и Дальнего Воcтока в 1960–1990-е годы, и пр. Эти  же аспекты раскрываются в многочисленных докладах и материалах конференций, например, Н. Ц. Цыбудеевой  «Народная песня в творчестве бурятских композиторов», Л. Ильиной «О преломлении традиций якутского фольклора в концертной импровизации для хомуса и симфонического оркестра Н. Берестова», Г. П. Халбаевой  «Значение фольклора в формировании и эволюции стиля симфонической музыки Бурятской АССР».

Вопросы взаимовлияния различных культур отражены также в статьях Т. Митеновой «Национальное и интернациональное в музыке бурятского балета» [с. 33–34], Г. Александровой «Проблема формирования якутской профессиональной музыкальной культуры (на примере творчества З. К. Степанова)» [с. 32–33] и мн. др.  К названному направлению примыкает диссертация Н. А. Соломоновой «Музыкальная культура народов Дальнего Востока России XIX–XX вв.», в которой, наряду с созданием общей картины бытования музыкального искусства региона, поднимается проблема использования своего коренного и инокультурного фольклора в композиторском творчестве. Вопросы, связанные со становлением профессиональной музыки народов Дальнего Востока России, изучаются автором в ряде статей. Отметим, что наличие подобных работ позволяет провести сравнительный анализ процессов, протекающих в разных регионах Сибири и Дальнего Востока.

Как и в области фольклористики, так и в сфере исследования профессиональной музыки, поставленные проблемы и подходы к их решению диктовались состоянием и логикой развития научной мысли: от накопления фактов – к анализу, а затем – к обобщениям. Поэтому на определенной стадии необходимость введения в научный обиход нового материала, а также потребность создания творческих портретов наиболее крупных композиторов породили работы Г. Г. Алексеевой, В. И. Санникова, Е. К. Карелиной и З. К. Казанцевой, соответственно посвященные М. Н. Жиркову, А. Б. Чыргал-оолу и Р. Д. Кенденбилю. Подобные книги в известной мере заполнили имевшийся информационный вакуум, хотя отметим, что творчество первых национальных композиторов Тывы и Якутии, как и многие другие явления, предстало в них несколько изолировано и вне контекста сибирской и отечественной культуры. Специальные сборники также были адресованы творчеству Г. А. Григоряна, М. Н. Жиркова и А. В. Анохина, Н. С. Берестова.

Методы исторического и целостного анализа, выработанные музыковедами по отношение к европейской культуре, преобладают в работах Г. А. Осипенко, Г. М. Кривошапко, Н. И. Головневой, которые стремились выявить в обобщенном виде картину развертывания профессиональной культуры европейского типа в республиках и показать творчество композиторов как одну из составных частей этой культуры, наряду с исполнительством и образованием. В частности, Н. И. Головневой представлена история формирования профессиональных исполнителей и композиторов Якутии,  в диссертации Г. А. Осипенко «Формирование тувинской симфонической музыки» (1985) отражены пути профессионализации музыкальной культуры Тывы. Г. М. Кривошапко в книге «Музыкальная культура якутского народа» делает обзор различных пластов музыкального искусства Якутии, привлекая большой объем новых нотных, литературных и архивных документальных данных. Отметим в блоке трудов аналитического характера наличие статей, посвященных локальным вопросам, а также и развернутых исследований, затрагивающих целый срез профессионального творчества. Например, Б. В. Олзоеву принадлежат работы, в которых изучаются произведения бурятских композиторов – «Опера Д. Аюшеева “Побратимы”», «Массовые песни, созданные композиторами Бурятии», О. А. Русиновой написаны статьи о жанре симфонической сюите, в книге О. Ю. Колпецкой - «Бурятский балет 1950-х – первой половины 1970-х годов (к проблеме становления жанра) о бурятском балете» рассматриваются сочинения названного периода в аспекте претворения особенностей мифологического мышления, специфики жанра и интонационной драматургии. Акцент сделан на сочинениях ведущих мастеров балетной музыки – Книппера–Ямпилова и Ж.А. Батуева. Задачи, связанные с  анализом отдельных сочинений или жанров, ставились также в работах В. Л. Сапельцева, В. И. Борисенко, В. Г. Сибирцевой[20], а также в более поздних трудах Е. К. Карелиной, О. Н. Поляковой, Т. В. Павловой и во многих других рукописных и печатных источниках[21].

В Сибири живут и работают музыковеды, которые не принадлежат к представителям национальных регионов, но весьма органично постигают культуру народа, в среде которого довелось трудиться, и рассматривают широкий спектр проблем. К числу таких авторов принадлежит О. И. Куницын: на протяжении нескольких десятилетий музыковедом последовательно созданы творческие портреты ведущих композиторов Бурятии, публицистические, обзорные и аналитические работы, учебники и хрестоматии, теоретические разработки. Автор концентрирует внимание на композиторской музыке, описывает творчество ее отдельных представителей, рассматривает наиболее яркие сочинения, дает информацию о развитии инфраструктуры академического музыкального искусства. В том числе О. И. Куницыну принадлежит диссертационное исследование «Формирование оперного жанра в бурятской музыке (1938–1977)»,  труды о симфоническом творчестве Б. Б. Ямпилова, о становлении бурятского профессионального театра, о выразительных средствах бурятской музыки, о развитии крупных жанров. В то же время О. И. Куницын обращается к исследованию фольклора, к интонационным возможностям бурятского традиционного искусства и ставит проблему поиска «интонационного конфликта» в недрах бурятской традиционной музыки. Все это в сумме дает представление о базовых явлениях и экспонирует панораму культуры Бурятии.

Все упомянутые здесь работы формируют круг представлений о творчестве композиторов Бурятии, Тывы и Якутии, одновременно дополняя сведения об общем развертывании культуры в республиках, и в том числе содержат информацию о становлении театральных и концертных организаций, образования и исполнительских школ.

Здесь важно указать на ряд нюансов. Положительным фактором назовем то, что в известной степени исследованы или описаны отдельные срезы культуры Сибири. Таким образом, создана базовая составляющая для дальнейших разработок. Но обозначенная точечность, фрагментарность исследований порождена самой структурой культурного поля (пространства) Сибири, и логика научных разработок во многом воспроизводит последовательность развития культурных напластований. Названные работы можно считать только подходом к осознанию: 1) целостности процессов, протекающих в музыкальной культуре Сибири; 2) сосуществования и соподчиненности различных ее пластов; 3) места композиторского творчества в национальных культурах. Также в сибирском музыкознании не вполне решена проблема «вписанности» региональных процессов в единое русло музыкально-исторического движения, не хватает их соотнесенности с общими закономерностями, уже сложившимися в европейской части России, и с иными явлениями внерегионального порядка.

В общем контексте возникновение уже упомянутого коллективного обобщающего труда «Музыкальная культура Сибири» (1997), связанного с определенным этапом постижения культуры региона, симптоматично. Длительная исследовательская разработка многих явлений музыкальной культуры подготовила переход к систематизации. Ведущая цель такого издания – собрание в ряд крупных блоков по хронологическому и территориальному принципу, и, по возможности, приведение в систему уже накопленного аналитического материала. Полученная картина позволила ввести в обиход и представить научной аудитории ранее неизвестные явления и факты, сделав их полноправным объектом научного знания, а также выявить еще неисследованные области и определить дальнейшие направления изучения музыкального искусства региона. Однако, в силу различных обстоятельств «Музыкальная культура Сибири» не стала трудом, в котором решались бы все обозначенные проблемы, и не случайно авторы в процессе работы отказались от первоначального замысла создания «Истории музыкальной культуры Сибири». Совмещение пластов традиционной и академической культуры, исполнительства и образования было на том этапе первым опытом их суммирования, а наличие ряда информационных пробелов о культуре народов и отсутствие единого подхода не дало возможности рассмотреть суммируемые сведения в рамках единой концепции. В том числе не был достаточно освещен вопрос о композиторском творчестве как базовом объекте академической музыки. В интересующих нас республиках Бурятия, Тыва и Якутия в большей степени затронуты вопросы развития музыкальной культуры и образования, и в меньшей – процессы развертывания профессионального композиторского творчества и исполнительских школ. Если обратиться к наследию сопредельных регионов, здесь также отсутствуют обстоятельные труды, посвященные композиторам крупных сибирских национальных республик,  например, Хакасии, Алтая[22]. 

Состояние изученности вопроса, а также выработанные подходы к анализу сибирского музыкального пространства вполне отвечали положению культуры, сложившемуся к тому моменту. Они отражали процессы глокализации и глобализации как два ведущих и разнонаправленных течения современной культуры – тенденцию к самоопределению (центробежную), с одной стороны, и к объединению  (центростремительную) – с другой. Названные тенденции в равной мере проявились как при изучении искусства сибирского региона, так и в рамках более широкого культурного пространства, когда и все более глубокая специализация в различных областях науки и культуры, и  направленность на синтез, стали характерными приметами времени.

Итак, сопоставление трудов по музыкальной культуре Сибири различных периодов позволяет сделать вывод, что в области музыковедения накоплен большой потенциал, но работы, посвященные музыкальному искусству, распределены по направлениям неравномерно. Ситуация сохранилась и в 2000-е годы. Особенно это заметно при сравнении степени исследованности традиционного и академического секторов. Так, несомненна более глубокая изученность традиционной культуры и существен не только количественный фактор, но ряд обстоятельств методологического характера. В области традиционной культуры сформированы исследовательские школы, тогда как по отношению к академической культуре Сибири преобладают эмпирический, дескриптивный подходы. Что же касается работ по творчеству композиторов, то их сравнительно немного, и часто в них довлеет описательность и фактология. Среди заметных трудов по Бурятии, Тыве и Якутии в 2000-е годы еще раз отметим монографию и диссертационное исследование Е. К. Карелиной, посвященные истории музыкальной культуры Тывы от падения династии Цин до настоящего времени, а также продолжающиеся разработки О. Ю. Колпецкой и Т. В. Павловой. Новизна этих трудов во многом связана с поисками корреляции музыкально-исторического процесса и социального развития общества.

1. 1. Айзенштадт А.М. Вопросы ладообразования  в эвенкийской народной музыке // Проблемы музыкального фольклора народов СССР: статьи и материалы. – М., 1973.
   2. Айзенштадт А.М. из истории собирания музыкального фольклора эвенков // Научно-метод.записки. – Вып.5. – Новосибирск, 1970.
   3. Айзенштадт А.М. Музыкально-фольклорные связи обских угров // Сов.Муз. – 1979. - № 9. – С.104-108.
   4. Айзенштадт А.М. Музыкальный фольклор народностей нижнего ПриамурьяАвтореф... канд. Искусств. – М., 1965. – 19 с.
   5. Айзенштадт А.М. Музыкальный фольклор народов советского Дальнего Востока. – Вып.2. – М.,1973. – С. 128-146.
   6. Айзенштадт А.М. Тематика и жанры Западной Сибири // Вопросы эстетики и музыкознания. – Новосибирск, 1968. – Вып. 4. – С. 179-198.
   7. Айзенштадт А.М. У кетов и селькупов // Музыка Сибири и Дальнего Востока: Сб.ст. – Вып.1/ Сост. И.М. Ромащук. – М.,1982. – С.175-204.
   8. Айзенштадт А.М., Шейкин Ю.И. Музыка эвенкийских сказаниий // Эвенкийские героические сказания. – Новосибирск, 1990.
   9. Аксенов&n
      Поделиться в социальной сети: